Неточные совпадения
Хотел один другого спросить: «Что, пане-брате, увидимся или не увидимся?» — да и не спросили,
замолчали, — и загадались обе седые головы.
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что слова, давно облюбованные им, туго вспоминаются, недостаточно легко идут с языка, Самгин на минуту
замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам голубым пятном.
Брат стоял у стола, держа пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который, усмехаясь, говорил ему что-то.
Дмитрий
замолчал, должно быть, вспомнив что-то волнующее, тень легла на его лицо, он опустил глаза, подвинул чашку свою
брату.
Он выговорил все это очень быстро, а
замолчав, еще раз подвинул чашку Климу и, наблюдая, как
брат наливает кофе, сказал тише и — с удивлением или сожалением...
Клим
замолчал, найдя его изумление, смех и жест — глупыми. Он раза два видел на столе
брата нелегальные брошюры; одна из них говорила о том, «Что должен знать и помнить рабочий», другая «О штрафах». Обе — грязненькие, измятые, шрифт местами в черных пятнах, которые напоминали дактилоскопические оттиски.
— Что ж! когда нужно, совсем другая статья! — сказал медленный голос Васина, который, когда говорил, то все другие
замолкали. — 24-го числа так палили по крайности; а то что ж дурно-то на говне убьет, и начальство за это нашему
брату спасибо не говорит.
Он
замолчал и в этот вечер уже больше не сказал ни слова. Но с этих пор он искал каждый раз говорить со мной, хотя сам из почтения, которое он неизвестно почему ко мне чувствовал, никогда не заговаривал первый. Зато очень был рад, когда я обращался к нему. Я расспрашивал его про Кавказ, про его прежнюю жизнь.
Братья не мешали ему со мной разговаривать, и им даже это было приятно. Они тоже, видя, что я все более и более люблю Алея, стали со мной гораздо ласковее.
—
Замолчишь ли ты, глупая башка! — продолжал седой старик. — Эй,
брат, не сносить тебе головы! Не потачь, господин честной, не верь ему: он это так, сдуру говорит.
— Мы много довольны вашей милостью, — сказал он, когда Нехлюдов,
замолчав, посмотрел на него, ожидая ответа. — Известно, тут худого ничего нет. Землей заниматься мужику лучше, чем с кнутиком ездить. По чужим людям ходит, всякого народа видит, балуется наш
брат. Самое хорошее дело, что землей мужику заниматься.
Она
замолчала, отвернулась от него, заговорила с
братом и скоро ушла, простившись с Ильёй только кивком головы. Лицо у неё было такое, как раньше, — до истории с Машей, — сухое, гордое. Илья задумался: не обидел ли он её неосторожным словом? Он вспомнил всё, что сказал ей, и не нашёл ничего обидного. Потом задумался над её словами, они занимали его. Какую разницу видит она между торговлей и трудом?
— Эх,
брат! — прервал Павел его речь. — Догнал ты меня, когда я о таких делах думал, — лучше не вспоминать! — Махнув рукой, он
замолчал и пошёл медленнее.
Перчихин. Для порядка… я,
брат, рассуждаю просто… Раз-два! Больше никаких! Она мне дочь? Очень хорошо… Значит, — должна она… (Вдруг
замолчал.) Плохой я отец… и ничего она не должна… пусть ее живет, как хочет! А Таню мне жалко… Таня… мне жалко тебя… Мне, братцы, всех вас жалко! Эхма!.. Ведь ежели по совести сказать — все вы дураки!..
Елизавета Сергеевна
замолчала и, вопросительно взглянув на
брата, немного покраснела.
Татьяна.
Замолчи, Яков!.. Вон идет твой
брат.
Наплыв богомольцев нынче превзошел все ожидания. Между прочим, в этой пестрой толпе Половецкий заметил повара Егорушку, который почему то счел нужным спрятаться. Затем он встретил Егорушку уже в обществе
брата Ираклия. Они о чем то шептались и таинственно
замолчали, когда подошел Половецкий.
— Прощай, моя люба! Прощай, моя люба! — шептал он, качая бедной своей головою. Аркадий вздрогнул, очнулся и хотел броситься за доктором. — Идем! пора! — закричал Вася, увлекшись последним движением Аркадия. — Идем,
брат, идем; я готов! Ты меня проводи! — Он
замолчал и взглянул на Аркадия убитым, недоверчивым взглядом.
— Служба крайне тяжелая! — повторил он и снова
замолчал. — В газетах пишут: «д-р Петров был пьян». Верно, я был пьян, и это очень нехорошо. Все вправе возмущаться. Но сами-то они, — ведь девяносто девять из них на сто весьма не прочь выпить, не раз бывают пьяны и в вину этого себе не ставят. Они только не могут понять, что другому человеку ни одна минута его жизни не отдана в его полное распоряжение… А это,
брат, ох, как тяжело, — не дай бог никому!..
Замолчала Пелагея, не понимая, про какого Ермолаича говорит деверь. Дети с гостинцами в подолах вперегонышки побежали на улицу, хвалиться перед деревенскими ребятишками орехами да пряниками. Герасим, оставшись с глазу на глаз с
братом и невесткой, стал расспрашивать, отчего они дошли до такой бедности.
«Вы должны не переучиваться, не переучивать, но только сказать «прости» своему собственному телу — и
замолчать… Верьте,
братья мои! Это — тело, которое отчаялось в теле, это — тело, которое отчаялось в земле». Так говорил Заратустра.
— Танасио, — прошептал он тихо и сразу же
замолчал, осекся, — господин капитан, — после новой продолжительной паузы прозвучал его дрогнувший голос, — господин капитан! Если вы будете выкликать охотников для ночной разведки, умоляю вас, не забыть среди их имен имя подпоручика Иоле Петровича — твоего
брата,
брат Танасио, твоего
брата… — заключил еще более взволнованно и пылко молодой офицер.
Княгиня и ее
брат молча стояли на крыльце, вдыхая легкую свежесть теплого июльского вечера, как бы дыша полной грудью после пройденного трудного пути с тяжелой ношей. Звук колокольчика и бубенцов удалявшейся тройки по мере его удаления точно снимал с них именно тяжелую ношу. Наконец эти звуки
замолкли.
— Выкини, попробуй! — огрызнулся Буераков. Но
замолчал. Нож острый в сердце: пролетариат, свой
брат, — и против пролетария!
— Ну чтó, милà? Нет,
брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… — Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин
замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
— Когда ты приехал? Где остановились? В чем же вы, в карете? — вот какие вопросы делала Марья Ивановна, проходя с ними в гостиную и не слушая ответов и глядя большими глазами то на одного, то на другого. Бешева удивилась этому спокойствию, равнодушию даже, и не одобряла его. Они все улыбались, разговор
замолк; Марья Ивановна молча, серьезно смотрела на
брата.